Новостная лента

ТИХОЕ МУЖЕСТВО ПАТРИАРХА ТИХОНА

Он не был богословом и не обладал харизмой общественного деятеля, подобно другому претенденту на патриаршее место митрополиту Антонию (Храповицкому).

Он не был талантливым администратором и ловким политиком, как его преемник по управлению Русской Церковью митрополит Сергий (Страгородский).

Не был он и бескомпромиссным, бесстрашным исповедником своих убеждений, каким явился назначенный им первый местоблюститель Патриаршего престола, кремень мужества святитель Кирилл Казанский.

Но верующий народ любил и почитал его как никакого другого иерарха, как ни одного из последующих патриархов Русской Православной Церкви.

Так в чем же тайна неотразимого обаяния его личности и ее влияния на потомков?

Патриарх Тихон, безусловно, фигура «ключевая» для всей новейшей истории Русской Церкви. К ней сходятся и от нее расходятся самые разные пути, выбранные иерархами и простыми верующими.

Первый патриарх после более чем 200-летнего перерыва, святитель Тихон стал не церковным политиком, а отцом для своей паствы. Именно такого предстоятеля ждала Русская Церковь в эпоху крушения всего прежнего церковно-государственного строя.

Святейший Тихон, совсем не производил впечатления величественного иерарха, блестящего «князя» Церкви. Он был прост, доступен, любил пошутить и мог скрасить юмором даже самую нелепую и трагичную ситуацию. В 1920-е годы над дверью его кабинета в Донском монастыре висела табличка: «По вопросам контрреволюции не беспокоить».

Но множество людей каким-то шестым чувством улавливали за этим легким характером, за этой шутливостью глубокую внутреннюю жизнь. От Патриарха уходили умиленными и просветленными. Даже красноармейцам, охранявшим Тихона во время его домашнего ареста, приходилось бороться с симпатией к своему «классовому врагу». «Неплохой дед, только вот всё молится по ночам, спать не дает», – вспоминал один из них.

Патриарх Тихон, фотоА фото Святейшего доносят до нас то, что, быть может, не в полной мере ощущалось современниками при личном общении, – трагизм и роковую печать на лице…

В эпоху тотального господства и противоборства идеологий этот человек умудрялся быть абсолютно вне всякой идеологии. Его фигура ускользает от любых ярлыков, а может быть – наоборот, причудливо собрала их все.

Так, для синодальных чиновников предреволюционного десятилетия владыка Тихон был, пожалуй, «либералом». Еще бы – этот епископ из диковинной Америки привез с собой в Ярославскую епархию демократический стиль управления и общения с подведомственным ему духовенством. Сам ездил по приходам, вникал в нужды духовенства. Ему всегда было близко «белое» священство, из среды которого он вышел и потому хорошо понимал его нужды. В этом митрополит Тихон был так похож на своего небесного покровителя – святителя Тихона Задонского («судьбы скрещенья»: обоим в годы семинарской юности товарищи дали клички – «владыка» и «патриарх» – и в шутку «кадили», как архиерею…).

Такой стиль общения с подчиненными он сохранит и на патриаршем посту. Когда в 1923 году Святейший уже готов был благословить переход Церкви на григорианский календарь, о чем известил в своем послании, к нему пришел будущий священномученик Сергий Мечёв: «Ваше Святейшество, не считайте меня бунтовщиком, но переходить на новый стиль нельзя!» Патриарх лишь с улыбкой заметил: «Сережа, какой же ты бунтовщик? Я тебя знаю…» В результате дальнейших размышлений Патриарха и протестов духовенства переход на «новый стиль» был отменен… Это было действительно отеческое отношение к собратьям. Святитель Тихон прислушивался к мнению церковного народа и корректировал свои решения.

В то же время для реформаторски настроенных церковных деятелей патриарх Тихон был неисправимым консерватором. С начала XX века, когда в стране уже слышится грозная «музыка революции», вся Церковь бурлит идеями богослужебных реформ, изменений в каноническом и административном строе – по-разному понимаемых. А митрополит Тихон идет средним, очень «сбалансированным» путем. Он вообще не был «человеком идеи». Был пастырем. И, подобно Кутузову, каким его представил Л.Н. Толстой в романе «Война и мир», предпочитал в отношениях с подчиненными ничему хорошему не препятствовать, от всего дурного оберегать.

Победа же большевиков и спешное сколачивание усилиями ОГПУ «красной Церкви» в лице обновленцев заставит святителя Тихона наложить вето на всякие попытки скороспелых (вызванных отнюдь не заботой о пользе паствы) реформ. На этой, безусловно, необходимой в тот момент осторожности Патриарха вовсю спекулировали лидеры обновленцев, морально сбрасывая за борт «корабля современности» ненавистную им «тихоновщину»…

Среди претендентов на Патриарший престол святитель Тихон был не только «самым добрым» (в отличие от «самого умного» Антония (Храповицкого) и «самого строгого» Арсения (Стадницкого)), но и вообще «самым человечным». Его человечность побеждала всякие границы, открывала сердца друзей и оппонентов, а порой – шла наперекор, казалось бы, очевидно необходимым политическим ходам.

Узнав о страшной расправе над Царской Семьей в 1918 году, Патриарх велит служить панихиды по Государю Николаю именно как по убиенному царю. Несмотря на то, что тот сам отрекся от престола; несмотря на то, что в обстановке большевистского террора это было опасно лично для Патриарха; несмотря, наконец, на то, что царское правительство, по трагической иронии истории, было тем тормозом, который не давал самому Тихону занять Патриарший престол, пустовавший два с лишним столетия…

В 1918 году патриарх Тихон отказался передать даже устное благословение Белому движению, хотя его просили об этом некоторые участники Поместного Собора и хотя сам он в это время одно за другим выпускает грозные послания, обращенные к победившей власти, – с анафемой всем, кто, всё еще нося христианские имена, творит убийства, террор и беззаконие. Один Бог знает, чего этот отказ ему по-человечески стоил. Но «Церковь должна быть вне политики» – а значит, личные интересы, надежды, политические предпочтения отставляются в сторону.

Святитель Тихон «антисоветские» послания публиковал сам, в перерывах между сессиями Поместного Собора, показывая тем самым, что всю ответственность за эти воззвания он несет единолично. Когда же в 1920-х годах Патриарх пошел на уступки, выступая уже в совершенно другом тоне, он, опять же, говорил только от своего лица: «Я советской власти не враг». Таким образом, эта неизбежная цена за полулегальное существование церковной организации не ложилась тяжким бременем на совесть верующих.

Святитель Тихон демонстрировал редкостное для России явление – «слушающую» власть, а точнее – слушающее пастырство. Думается, что это было «слушание» не только различных и противоречивых человеческих голосов, но за всем этим – прислушивание к путям Промысла Божия, к Его тайному водительству.

Внутреннее напряженное слушание, поиск, порой ошибки и возвращения на дорогу были движимы чувством ответственности за Церковь, за паству, за страну. Ее ощущали те, кто соприкасались с Патриархом. И за нее прощали Святейшему всё.

Ему прощали заявления о лояльности к советской власти и о том, что его «антисоветские» воззвания 1918–1919 годов были результатом влияния «монархического окружения». Ему прощали колебания и нерешительность. Потому что знали: здесь не политическое лавирование, а муки совести, распятой на невидимом кресте.

Кончина патриарха ТихонаЭти муки в конце концов и привели патриарха Тихона к реальной, физической и мученической смерти. В апреле 1925 года он слег в Бакунинскую больницу с сердцем. Все дни, что он там находился и так нуждался в покое, его «штурмовал» советский «обер-прокурор» по делам Церкви Е.А. Тучков, который отнюдь не был похож на верующего Победоносцева… Он требовал патриаршей подписи под очередной, более чем лояльной к советской власти «декларацией», составленной в ГПУ. Митрополит Петр (Полянский) возил этот документ от Тучкова к Патриарху и обратно: стороны никак не могли прийти к согласию…

И тогда Патриарх ушел. «С помощью» или «без помощи» ГПУ – это теперь уже не так важно. Он знал свой час и уходил сознательно – теперь уже широко известны подробности этого последнего дня жизни Святителя. Умываясь перед сном, сказал келейнику: «Ночь будет длинной, темной-темной…».

В 23 часа 45 минут 7 апреля, святой Патриарх спросил: «Который час?» Получив ответ, сказал: «Ну, слава Богу». Потом трижды повторив: «Слава Тебе, Господи!» и перекрестившись два раза, тихо отошел ко Господу.

Прощание с Патриархом было открытое. Невиданные толпы людей шли прощаться с ним день и ночь. Останавливаться у гроба было нельзя, по подсчетам мимо гроба прошло около миллиона человек. Сонмом епископов и священства было совершено торжественнейшее погребение Патриарха Тихона при стечении колоссальных толп народа. Не только весь Донской монастырь, но и все окружающие улицы были полностью запружены людьми. Конечно, никакая милиция не могла бы справиться с такой толпой, но всеми был соблюден полный благоговейный порядок, не было никаких скандалов, никакого шума. Все провожали своего Пастыря и отца в благоговении. Так закончилась жизнь великого святого.

По материалам статей Георгия Великанова,
протоирея Владимира Воробьева.

• Назад
• Вперед